Лирика. Поэмы - Страница 42

К оглавлению

16 апреля 1905

МИТИНГ

Он говорил умно и резко,

И тусклые зрачки

Метали прямо и без блеска

Слепые огоньки.

А снизу устремлялись взоры

От многих тысяч глаз,

И он не чувствовал, что скоро

Пробьет последний час.

Его движенья были верны,

И голос был суров,

И борода качалась мерно

В такт запыленных слов.

И серый, как ночные своды,

Он знал всему предел.

Цепями тягостной свободы

Уверенно гремел.

Но те, внизу, не понимали

Ни чисел, ни имен,

И знаком долга и печали

Никто не заклеймен.

И тихий ропот поднял руку,

И дрогнули огни.

Пронесся шум, подобный звуку

Упавшей головни.

Как будто свет из мрака брызнул,

Как будто был намек…

Толпа проснулась. Дико взвизгнул

Пронзительный свисток.

И в звоны стекол перебитых

Ворвался стон глухой,

И человек упал на плиты

С разбитой головой.

Не знаю, кто ударом камня

Убил его в толпе,

И струйка крови, помню ясно,

Осталась на столбе.

Еще свистки ломали воздух,

И крик еще стоял,

А он уж лег на вечный отдых

У входа в шумный зал…

Но огонек блеснул у входа…

Другие огоньки…

И звонко брякнули у свода

Взведенные курки.

И промелькнуло в беглом свете,

Как человек лежал,

И как солдат ружье над мертвым

Наперевес держал.

Черты лица бледней казались

От черной бороды,

Солдаты, молча, собирались

И строились в ряды.

И в тишине, внезапно вставшей,

Был светел круг лица,

Был тихий ангел пролетавший,

И радость – без конца.

И были строги и спокойны

Открытые зрачки,

Над ними вытянулись стройно

Блестящие штыки.

Как будто, спрятанный у входа

За черной пастью дул,

Ночным дыханием свободы

Уверенно вздохнул.

10 октября 1905

* * *

Вися над городом всемирным,

В пыли прошедшей заточен,

Еще монарха в утре лирном

Самодержавный клонит сон.

И предок царственно-чугунный

Всё так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве.

Уже на домах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невской влаги,

И слепы темные дворцы.

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

18 октября 1905

* * *

Еще прекрасно серое небо,

Еще безнадежна серая даль.

Еще несчастных, просящих хлеба,

Никому не жаль, никому не жаль!

И над заливами голос черни

Пропал, развеялся в невском сне.

И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»

Не будят жалости в сонной волне…

И в небе сером холодные светы

Одели Зимний дворец царя,

И латник в черном не даст ответа,

Пока не застигнет его заря.

Тогда, алея над водной бездной,

Пусть он угрюмей опустит меч,

Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезной

За древнюю сказку мертвым лечь…

18 октября 1905

* * *

Ты проходишь без улыбки,

Опустившая ресницы,

И во мраке над собором

Золотятся купола.

Как лицо твое похоже

На вечерних богородиц,

Опускающих ресницы,

Пропадающих во мгле…

Но с тобой идет кудрявый

Кроткий мальчик в белой шапке,

Ты ведешь его за ручку,

Не даешь ему упасть.

Я стою в тени портала,

Там, где дует резкий ветер,

Застилающий слезами

Напряженные глаза.

Я хочу внезапно выйти

И воскликнуть: «Богоматерь!

Для чего в мой черный город

Ты Младенца привела?»

Но язык бессилен крикнуть.

Ты проходишь. За тобою

Над священными следами

Почивает синий мрак.

И смотрю я, вспоминая,

Как опущены ресницы,

Как твой мальчик в белой шапке

Улыбнулся на тебя.

29 октября 1905

ПЕРСТЕНЬ-СТРАДАНЬЕ

Шел я по улице, горем убитый.

Юность моя, как печальная ночь,

Бледным лучом упадала на плиты,

Гасла, плелась и шарахалась прочь.

Горькие думы – лохмотья печалей —

Нагло просили на чай, на ночлег,

И пропадали средь уличных далей,

За вереницей зловонных телег.

Господи боже! Уж утро клубится,

Где, да и как этот день проживу?..

Узкие окна. За ними – девица.

Тонкие пальцы легли на канву.

Локоны пали на нежные ткани —

Верно, работала ночь напролет…

Щеки бледны от бессонных мечтаний,

И замирающий голос поет:

«Что я сумела, когда полюбила?

Бросила мать и ушла от отца…

Вот я с тобою, мой милый, мой милый…

Перстень-Страданье нам свяжет сердца.

Что я могу? Своей алой кровью

Нежность мою для тебя украшать…

Верностью женской, вечной любовью

Перстень-Страданье тебе сковать».

30 октября 1905

СЫТЫЕ

Они давно меня томили:

В разгаре девственной мечты

Они скучали, и не жили,

И мяли белые цветы.

И вот – в столовых и в гостиных,

Над грудой рюмок, дам, старух,

Над скукой их обедов чинных —

Свет электрический потух.

К чему-то вносят, ставят свечи,

На лицах – желтые круги,

Шипят пергаментные речи,

С трудом шевелятся мозги.

Так – негодует всё, что сыто,

Тоскует сытость важных чрев:

Ведь опрокинуто корыто,

Встревожен их прогнивший хлев!

Теперь им выпал скудный жребий:

Их дом стоит неосвещен,

И жгут им слух мольбы о хлебе

И красный смех чужих знамен!

Пусть доживут свой век привычно —

Нам жаль их сытость разрушать.

Лишь чистым детям – неприлично

Их старой скуке подражать.

10 ноября 1905

* * *

Лазурью бледной месяц плыл

Изогнутым перстом.

У всех, к кому я приходил,

Был алый рот крестом.

Оскал зубов являл печаль,

И за венцом волос