Лирика. Поэмы - Страница 31

К оглавлению

4 декабря 1904

* * *

Все отошли. Шумите, сосны,

Гуди, стальная полоса.

Над одиноким веют вёсны

И торжествуют небеса.

Я не забыл на пире хмельном

Мою заветную свирель.

Пошлю мечту о запредельном

В Его святую колыбель…

Над ней синеет вечный полог,

И слишком тонки кружева.

Мечты пронзительный осколок

Свободно примет синева.

Не о спасеньи, не о Слове…

И мне ли – падшему в пыли?

Но дым всходящих славословий

Вернется в сад моей земли.

14 декабря 1904

У полотна Финл. ж. д.

* * *

Шли на приступ. Прямо в грудь

Штык наточенный направлен.

Кто-то крикнул: «Будь прославлен!»

Кто-то шепчет: «Не забудь!»

Рядом пал, всплеснув руками,

И над ним сомкнулась рать.

Кто-то бьется под ногами,

Кто – не время вспоминать…

Только в памяти веселой

Где-то вспыхнула свеча.

И прошли, стопой тяжелой

Тело теплое топча…

Ведь никто не встретит старость —

Смерть летит из уст в уста…

Высоко пылает ярость,

Даль кровавая пуста…

Что же! громче будет скрежет,

Слаще боль и ярче смерть!

И потом – земля разнежит

Перепуганную твердь.

Январь 1905

ВЛЮБЛЕННОСТЬ

Королевна жила на высокой горе,

И над башней дымились прозрачные сны облаков.

Темный рыцарь в тяжелой кольчуге шептал

о любви на заре,

В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов.

Над зелеными рвами текла, розовея, весна.

Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.

И влюбленность звала – не дала отойти от окна,

Не смотреть в роковые черты, оторваться

от светлой мечты.

«Подними эту розу», – шепнула – и ветер донес

Тишину улетающих лат, бездыханный ответ.

«В синем утреннем небе найдешь Купину

расцветающих роз», —

Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела

вослед.

И за облаком плыло и пело мерцание тьмы.

И влюбленность в погоне забыла, забыла

свой щит.

И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы —

На воздушном пути королевна полет свой стремит.

Уж в стремнинах туман, и рога созывают стада,

И заветная мгла протянула плащи

и скрестила мечи,

И вечернюю грусть тишиной отражает вода,

И над лесом погасли лучи.

Не смолкает вдали властелинов борьба,

Распри дедов над ширью земель.

Но различна Судьба: здесь – мечтанье раба,

Там – воздушной Влюбленности хмель.

И в воздушный покров улетела на зов

Навсегда… О, Влюбленность! Ты строже Судьбы!

Повелительней древних законов отцов!

Слаще звука военной трубы!

3 июня 1905

* * *

Она веселой невестой была.

Но смерть пришла. Она умерла.

И старая мать погребла ее тут.

Но церковь упала в зацветший пруд.

Над зыбью самых глубоких мест

Плывет один неподвижный крест.

Миновали сотни и сотни лет,

А в старом доме юности нет.

И в доме, уставшем юности ждать,

Одна осталась старая мать.

Старуха вдевает нити в иглу.

Тени нитей дрожат на светлом полу.

Тихо, как будет. Светло, как было.

И счет годин старуха забыла.

Как мир, стара, как лунь, седа.

Никогда не умрет, никогда, никогда…

А вдоль комодов, вдоль старых кресел

Мушиный танец всё так же весел,

И красные нити лежат на полу,

И мышь щекочет обои в углу.

В зеркальной глуби – еще покой

С такой же старухой, как лунь, седой,

И те же нити, и те же мыши,

И тот же образ смотрит из ниши —

В окладе темном – темней пруда,

Со взором скромным – всегда, всегда…

Давно потухший взгляд безучастный,

Клубок из нитей веселый, красный…

И глубже, и глубже покоев ряд,

И в окна смотрит всё тот же сад,

Зеленый, как мир; высокий, как ночь;

Нежный, как отошедшая дочь…

«Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.

Дай мне спокойно умереть».

3 июня 1905

* * *

Г. Чулкову

Не строй жилищ у речных излучин,

Где шумной жизни заметен рост,

Поверь, конец всегда однозвучен,

Никому не понятен и торжественно прост.

Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,

И душой одинокой ему покорись.

Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,

Где душа твоя просит, там молись.

Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,

Ты прими его просто, будто видел во сне,

И молчи без конца, чтоб никто не заметил,

Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.

И никто не узнает, о чем молчанье,

И о чем спокойных дум простота.

Да. Она придет. Забелеет сиянье.

Без вины прижмет к устам уста.

Июнь 1905

* * *

Потеха! Рокочет труба,

Кривляются белые рожи,

И видит на флаге прохожий

Огромную надпись: «Судьба».

Палатка. Разбросаны карты.

Гадалка, смуглее июльского дня,

Бормочет, монетой звеня,

Слова слаще звуков Моцарта.

Кругом – возрастающий крик,

Свистки и нечистые речи,

И ярмарки гулу – далече

В полях отвечает зеленый двойник.

В палатке всё шепчет и шепчет,

И скоро сливаются звуки,

И быстрые смуглые руки

Впиваются крепче и крепче…

Гаданье! Мгновенье! Мечта!..

И, быстро поднявшись, презрительным жестом

Встряхнула одеждой над проклятым местом,

Гадает… и шепчут уста.

И вновь завывает труба,

И в памяти пыльной взвиваются речи,

И руки… и плечи…

И быстрая надпись: «Судьба»!

Июль 1905

БАЛАГАНЧИК

Вот открыт балаганчик

Для веселых и славных детей,

Смотрят девочка и мальчик

На дам, королей и чертей.

И звучит эта адская музыка,

Завывает унылый смычок.

Страшный чорт ухватил карапузика,

И стекает клюквенный сок.