Лирика. Поэмы - Страница 25

К оглавлению

25

Да святится Имя Твое!

Снова красные копья заката

Протянули ко мне острие.


Лишь к Твоей золотой свирели

В черный день устами прильну.

Если все мольбы отзвенели,

Угнетенный, в поле усну.


Ты пройдешь в золотой порфире —

Уж не мне глаза разомкнуть.

Дай вздохнуть в этом сонном мире,

Целовать излучённый путь…


О, исторгни ржавую душу!

Со святыми меня упокой,

Ты, Держащая море и сушу

Неподвижно тонкой Рукой!

16 апреля 1905


ПУЗЫРИ ЗЕМЛИ
(1904—1905)

Земля, как и вода, содержит газы,

И это были пузыри земли.

Макбет

* * *

На перекрестке,

Где даль поставила,

В печальном весельи встречаю весну.


На земле еще жесткой

Пробивается первая травка.

И в кружеве березки —

Далеко – глубоко —

Лиловые скаты оврага.


Она взманила,

Земля пустынная!


На западе, рдея от холода,

Солнце – как медный шлем воина,

Обращенного ликом печальным

К иным горизонтам,

К иным временам…


И шишак – золотое облако —

Тянет ввысь белыми перьями

Над дерзкой красою

Лохмотий вечерних моих!


И жалкие крылья мои —

Крылья вороньего пугала —

Пламенеют, как солнечный шлем,

Отблеском вечера…

Отблеском счастия…


И кресты – и далекие окна —

И вершины зубчатого леса —

Всё дышит ленивым

И белым размером

Весны.

5 мая 1904

БОЛОТНЫЕ ЧЕРТЕНЯТКИ

А. М. Ремизову


Я прогнал тебя кнутом

В полдень сквозь кусты,

Чтоб дождаться здесь вдвоем

Тихой пустоты.


Вот – сидим с тобой на мху

Посреди болот.

Третий – месяц наверху —

Искривил свой рот.


Я, как ты, дитя дубрав,

Лик мой также стерт.

Тише вод и ниже трав —

Захудалый чорт.


На дурацком колпаке

Бубенец разлук.

За плечами – вдалеке —

Сеть речных излук…


И сидим мы, дурачки, —

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед.


Зачумленный сон воды,

Ржавчина волны…

Мы – забытые следы

Чьей-то глубины…

Январь 1905

* * *

Я живу в отдаленном скиту

В дни, когда опадают листы.

Выхожу – и стою на мосту,

И смотрю на речные цветы.


Вот – предчувствие белой зимы:

Тишина колокольных высот…

Та, что нынче читала псалмы, —

Та монахиня, верно, умрет.


Безначально свободная ширь,

Слишком радостной вестью дыша,

Подошла – и покрыла Псалтирь,

И в страницах осталась душа.


Как свеча, догорала она,

Вкруг лица улыбалась печаль.

Долетали слова от окна,

Но сквозила за окнами даль…


Уплывали два белых цветка —

Эта легкая матовость рук…

Мне прозрачная дева близка

В золотистую осень разлук…


Но живу я в далеком скиту

И не знаю для счастья границ.

Тишиной провожаю мечту.

И мечта воздвигает Царицу.

Январь 1905

ТВАРИ ВЕСЕННИЕ
(Из альбома «Kindisch» Т. Н. Гиппиус)

Золотисты лица купальниц.

Их стебель влажен.

Это вышли молчальницы

Поступью важной

В лесные душистые скважины.


Там, где проталины,

Молчать повелено,

И весной непомерной взлелеяны

Поседелых туманов развалины.


Окрестности мхами завалены.

Волосы ночи натянуты туго на срубы

И пни.

Мы в листве и в тени

Издали начинаем вникать в отдаленные трубы.

Приближаются новые дни.

Но пока мы одни,

И молчаливо открыты бескровные губы.


Чуда! о, чуда!

Тихонько дым

Поднимается с пруда…

Мы еще помолчим.


Утро сонной тропою пустило стрелу,

Но одна – на руке, опрокинутой в высь,

Ладонью в стволистую мглу —

Светляка подняла… Оглянись:

Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?


Нет, светись,

Светлячок, молчаливой понятный!

Кусочек света,

Клочочек рассвета…


Будет вам день беззакатный!

С ночкой вы не радели —

Вот и всё ушло…

Ночку вы не жалели —

И становится слишком светло.

Будете маяться, каяться,

И кусаться, и лаяться,

Вы, зеленые, крепкие, малые,

Твари милые, небывалые.


Туман клубится, проносится

По седым прудам.

Скоро каждый чортик запросится

Ко Святым Местам.

19 февраля 1905

БОЛОТНЫЙ ПОПИК

На весенней проталинке

За вечерней молитвою – маленький

Попик болотный виднеется.

Ветхая ряска над кочкой

Чернеется

Чуть заметною точкой.


И в безбурности зорь красноватых

Не видать чертенят бесноватых,

Но вечерняя прелесть

Увила вкруг него свои тонкие руки…

Предзакатные звуки,

Легкий шелест.


Тихонько он молится,

Улыбается, клонится,

Приподняв свою шляпу.


И лягушке хромой, ковыляющей,

Травой исцеляющей

Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:

«Вот, ступай в родимую гать.


Душа моя рада

Всякому гаду

И всякому зверю

И о всякой вере».


И тихонько молится,

Приподняв свою шляпу,

За стебель, что клонится,

За больную звериную лапу,

И за римского папу.


Не бойся пучины тряской —

Спасет тебя черная ряска.

17 апреля 1905

* * *

На весеннем пути в теремок

Перелетный вспорхнул ветерок,

Прозвенел золотой голосок.


Постояла она у крыльца,

Поискала дверного кольца,

И поднять не посмела лица.


И ушла в синеватую даль,

Где дымилась весенняя таль,

Где кружилась над лесом печаль.


Там – в березовом дальнем кругу —

Старикашка сгибал из березы дугу

И приметил ее на лугу.


Закричал и запрыгал на пне:

«Ты, красавица, верно, ко мне!

25